Василий Киртока – о спорных проектах, о том, почему ему не предлагают взяток, и зачем Кишинев нужно расширять
Муниципальный советник столицы, глава комиссии по строительству, архитектуре и земельным отношениям, глава компании DAAC-Hermes Василий Киртока стал гостем выпуска передачи «Механизм действия» с Еленой Левицкой-Пахомовой на телеканале НТВ-Молдова. Круг обсуждаемых тем получился обширным – от того, насколько совместимы бизнес и леваая идеология, до того, как увеличить зеленые зоны столицы. Предлагаем читателям полную запись этой беседы.
Елена Левицкая-Пахомова. Кроме того, что вы занимаетесь административной работой на уровне государственных властей, вы – очень известный бизнесмен. Обычно задают вопрос, как человек из бизнеса может симпатизировать коммунистам, социалистам… Я – человек немного другой формации, и не успела быть ни комсомолкой, ни пионеркой. Но вы были и пионером, и комсомольцем…
Василий Киртока. …И членом Коммунистической партии Советского Союза.
Е.Л-П. Поэтому у вас иной путь, у вас опыт человека, абсолютно вовлеченного в советскую систему, который пришел в бизнес, при этом сохранив такие устои, как свобода, равенство, братство, социальная справедливость. Как вас не поломало? Каким образом вы не отказались от тех взглядов, которых придерживались в молодости? Или они все-таки трансформировались?
В.К. Вы почти ответили на свой вопрос. Действительно, свобода, равенство, братство, социальная справедливость – это в нас было заложено изначально. И так получилось, что я был руководителем государственного предприятия во времена СССР — директором Кишиневского филиала Новосибирского государственного проектного института. Этот институт занимался проектированием предприятий радиопромышленности СССР. У нас в Кишиневе было много таких предприятий – «Счетмаш», «Виброприбор», завод холодильников, «Электромашина», завод компьютеров, завод «Альфа». Был целый комплекс предприятий Минрадиопрома. Разумеется, эти предприятия постоянно развивались, строились, сначала было местное отделение, потом филиал, — самостоятельное юридическое лицо, которое я возглавил. У меня работало около двухсот человек.
Е.Л-П. А сколько вам было лет, когда вы возглавили предприятие?
В.К. Мне был 31 год. И мне пришлось решать многие вопросы, в первую очередь – людей, коллектива. Если коллектив проектной организации, которая всегда работает комплексно над каким-то проектом, не сплочен, если есть проблемы, то, соответственно, задерживаются сроки, страдает качество. А в строительстве качество имеет важнейшее значение, потому что не так поставил какую-то цифру, не так провел линию – и это убытки, которые исчисляются иногда миллионами. Поэтому, разумеется, приходилось решать многие вопросы – и семейные, и квартирные, и утрясать конфликты в коллективе, и создавать условия для того, чтобы люди верили в светлое будущее этого коллектива. И поскольку и Коммунистическая партия Советского Союза постоянно декларировала это (другое дело, что не всегда это происходило, но в целом эти декларации реализовывались в жизнь), и мы это ощущали.
Е.Л-П. В партию вы вступали осознанно? Потому что некоторые говорят, что их заставляли чуть ли не из-под палки. Вы искренне верили, когда вступали в Коммунистическую партию?
В.К. Если человек рабочий или крестьянин вступал в партию, то таким людям практически не отказывали. У людей с высшим образованием, работающих в больших коллективах, не было принято подавать заявление в партию. Потому что был жесткий отбор, далеко не всех туда принимали, и люди понимали, что надо ждать предложения. Надо заниматься общественной работой, показать себя, — и в этом случае такое предложение поступает.
Мне предложили, я ждал это предложение – конечно, будучи членом партии, открывались новые возможности, чтобы что-то сделать в жизни. Мы были молоды, нам хотелось что-то делать, да и сейчас хочется. Человеку, полному сил и идей, всегда хочется что-то делать. Поэтому я это предложение принял, я вступил в партию, и был в ней до конца.
Е.Л-П. Развал Советского Союза… В этом году у нас круглая дата, об этом очень мало, к сожалению, говорят, и вы – один из тех немногих людей, с кем можно будет поговорить, какой была МССР. Вы изнутри знаете, вы знаете не просто как рядовой, а как человек, который принимал решения. Как вы приняли развал Советского Союза? Для вас это была трагедия и вы могли понять, к чему это приведет, либо вы, как многие ваши сверстники, верили в демократические принципы, в том, что нужно все менять?
В.К. Конечно, нам не хотелось терять эту страну, но все как-то происходило постепенно таким образом, что для нас это был процесс, который мы ощущали как естественный. Мы ведь понимали, что есть определенные ограничения, и эти ограничения не давали нам возможности реализовываться. Мы думали, что такие ограничения должны быть сняты, нам казалось – особенно когда был принят закон о кооперации, когда стало больше либерализма, когда можно было слушать ранее запрещенные рок-группы – нам казалось, что это хорошо. И это постепенно происходило, начиная с 1988 года, когда был принят закон о кооперации, в 1990 году был принят закон о малых предприятиях, бизнес параллельно развивался с государственной экономикой. Мы видели, что это разрушало экономику, но мы не очень понимали, — почему. Нам казалось, что надо еще делать шаги в этом направлении.
Поэтому мы к моменту развала Советского Союза были достаточно либерально настроены. По крайней мере, я помню, как я взял отпуск и поехал к своему папе помогать ему прашевать виноградник, и в это время был первый съезд народных депутатов. Я взял приемник и переносил его постепенно, по мере обработки виноградника. Я был переполнен эмоциями, слушая речь Юрия Афанасьева, Гавриила Попова, мне все это нравилось.
Но осознание масштаба этой трагедии пришло позднее – когда мы увидели, к чему это привело, когда мы увидели войны, когда мы увидели гибель людей, когда мы увидели развал экономики Молдавской советской социалистической республики. Как ощущалась Молдавская советская социалистическая республика? Мне нравилась эта страна. Она была переполнена промышленными предприятиями, люди работали, были прекрасные аграрные хозяйства. И потом то ли по незнанию, то ли из-за отсутствия профессионализма, то ли из-за того, что нам очень нравилось слушать советы иностранцев – нам казалось, что это добрые дяди, которые только и хотят, чтобы мы были счастливы. Вот они пришли, и нам советуют. Но поскольку опыта перехода от социализма к капитализму не было в истории человечества, мы не знали, что это такое, то следовали этим советам.
Помнится, к власти пришел такой симбиоз бывших партийных деятелей, которые не очень-то разбирались в капиталистической экономике, и людей культуры – артистов, поэтов. Это люди эмоциональные, без соответствующих знаний, с достаточно узким мировоззрением. И вот этот симбиоз, где партийное руководство, которое умело идти на компромиссы, подчинялось этому напору, силе, причем силе незнания, и привело в итоге к каким-то плохим результатам.
Возвращаясь к вашему вопросу. Я не являюсь по своей политической ориентации человеком левых взглядов. Я не являюсь и человеком правых взглядов. Я люблю Республику Молдова, я вижу, какой потенциал есть у нашей страны. Все, что мы можем в рамках нашей компании, мы делаем. Мы эту структуру выстроили уже, у меня есть партнеры, у меня есть заместители, которым я в большинстве случаев уже не нужен, и поэтому свободное время я хотел бы посвятить именно городу. Потому что я его люблю и понимаю, несмотря на то, что не родился в этом городе.
Е.Л-П. А в каком году вы приехали в Кишинев?
В.К. Я закончил Одесский политех и в 1979 году приехал сюда. Здесь я женился, родились мои дети, они коренные кишиневцы. И так получилось, что мы их постоянно выгуливали в кишиневских парках. Садились в троллейбус – и в Долину роз, садились в троллейбус – и в Дендропарк, или в Рышкановский парк, или в Ла Извор. В парке Ла Извор я впервые покатал на лодке свою будущую жену… Это прекрасный парк! Все озера в этом парке – они естественные. Таких мало в стране. Водотоки их формируют окружающие зеленые насаждения, которые нам надо сохранять.
И видя, как Кишинев деградирует под руководством так называемых либералов, у меня и возникло желание как-то в этом поучаствовать. Исключительно поэтому. Конечно, мы стараемся быть полезными нашему городу.
Что касается взглядов. Так получилось, что мы ориентируемся на тех людей, которые хотят в этой стране что-то делать. Которые думают о людях, которые понимают, что такое местный производитель. Они понимают, что надо расширять производство, надо поддерживать аграрное хозяйство. Это содержится и в уставах этих партий, и в крови. Поэтому — естественный выбор. Получается, что этому соответствуют левые партии, которые на Западе часто называются правыми. То есть эти партии проповедуют консерватизм — на Западе это правая партия. Эти партии проповедуют защиту местного производителя — на Западе это правая партия. Эти партии проповедуют традиционные ценности — на Западе это правая партия. Поэтому это условно: левые – правые.
Е.Л-П. Так же, как условно делятся на пророссийские и проевропейские.
В.К. Мы – исключительно промолдавские.
Е.Л-П. У вас сейчас, наверное, не очень благодарная должность – председатель комиссии по строительству и архитектуре. Вам взятки предлагали на этой должности?
В.К. Никогда.
Е.Л-П. Может быть, из-за того, что вы просто очень обеспеченный человек.
В.К. Мне никогда не предлагали, потому что у меня уже есть определенная репутация. Меня знают люди, понимают, что бесполезно это обсуждать. Были попытки втянуть меня в какие-то проекты, которые не соответствуют интересам города. Я резко отверг.
Люди считают – и я уже перестал пытаться доказывать обратное – что я в мунсовете нахожусь исключительно для того, чтобы помочь городу. Потому что у меня есть знания. Я же профессионал, проектировщик. Я проектировал огромные комплексы, в том числе градообразующие предприятия. Мы проектировали города рядом с ними.
Е.Л-П. А какие?
В.К. Например, мы проектировали поселок подо Львовом. Я тогда еще был главным инженером проектов Министерства электронной промышленности. Огромный стекольный завод в поселке Сихов, который мы проектировали вместе с этим заводом. Тоже самое было и в Черкассах. Там был завод по производству микросхем, я был главным инженером проектов. Тоже самое касается компьютерного завода, который проектировался как огромный комплекс.
Е.Л-П. Кишиневский компьютерный завод вы проектировали?
В.К. Да, я проектировал. Я уже не более поздней стадии подключился, но то, что касается жилых комплексов, это уже проходило через меня. Улица Мирча чел Бэтрын, начиная от Заднипру и дальше проектировалась именно нашим проектным институтом.
Е.Л-П. Что входило в проектирование компьютерного завода? Не только ведь цеха?
В.К. Ну конечно! С чего начали? Было построено сначала профтехучилище, где готовили кадры. Завод состоит в первую очередь из сборочного производства – там, где собирать должны эти компьютеры – и, разумеется, элементы компьютеров там производились. Было предусмотрено производство печатных плат. Это является основой, на которую накладывается вся интегральная схема. Это очень сложное производство. Для этого специально выращивают кристаллы, затем их режут в специальных чистых комнатах. Это был огромный завод!
Е.Л-П. И сразу же продумывалось, где будут жить, я знаю, что там задумывалась поликлиника, которая так и не была достроена…
В.К. Поликлиника, обязательно, две школы были предусмотрены, детские сады. Было предусмотрено очень большое энергетическое хозяйство, строительство Компьютерной улицы и соединение ее с улицей Узинелор (тогда это была Заводская). Это должно было быть продолжением улицы в сторону Чекан. Кстати, этот проект до сих пор актуален, я думаю, что его надо все-таки реализовать.
Это был бы большой комплекс, который решал все вопросы. К сожалению, большая беда Советского Союза – экономика Советского Союза существовала без информационных систем. Если бы они были, все было бы иначе. И, как следствие этого, нормативные сроки строительства очень сильно задерживались. Нормативный срок строительства компьютерного завода по нашим проектам был 4,5 года. Но его не достроили в 92-м году. Прошло 12 лет. За это время компьютеры стали совершенно другими. Это была большая беда. Но закопали около миллиарда рублей – это, по тем временам, примерно полтора миллиарда долларов – а в эксплуатацию не сдали. Почему? Потому, что деньги, которые направлялись на инвестиции, все их пытались расхватывать. И люди, которые управляли этим в Госплане СССР, хотели со всеми дружить.
У нас, кстати, в муниципальном совете, такие вещи тоже происходят при распределении бюджета, когда на ограниченный бюджет наваливаются все фракции, наваливаются руководители пригородов. У них еще нет проекта, но они хотят уже подхватить деньги. Им надо на водопровод, им надо на канализацию… И, к сожалению, не хватает иногда знаний работникам примэрии, которые формируют предложения по бюджету для того, чтобы проверить: а проект есть? А какой нормативный срок строительства? Обычно больше года там ничего такого нет. Например, Дом культуры в Вадул-луй-Водэ, который надо было построить за два года – его строили 15 лет.
Е.Л-П. Получается, хорошая структура была – Госплан?
В.К. Я являюсь сторонником того, что нам надо формировать развитие страны на основе опять же пятилетних планов. Ничего нового в этом нет, но сегодня намного проще будет контролировать это выполнение, потому что все вопросы решают элементарно информационные системы. Которые, кстати, могут быть разработаны и внутри нашей компании – у нас есть крупная IT компания. Я это хорошо понимаю, и я думаю, что мы вернемся к пятилетнему планированию. Когда есть, куда идти, тогда, соответственно, есть цели, есть задачи, мы их обсуждаем, мы над ними работаем, тогда намного проще уже формировать пути движения к этим задачам.
Е.Л-П. Вот как раз по поводу стратегического планирования в городе. В этой студии уже не раз бывали гости из Москвы, из «Мастерпланс», — компании, которая занимается разработкой инфраструктуры. Вас приобщают ли, то есть членов муниципального совета, и непосредственно вы участвуете ли в этих обсуждениях? И как вы думаете, насколько этот документ будет реализован? Не получится ли так, что действительно хороший большой проект начнет так же буксовать? И хороший документ станет просто не реализуемым?
В.К. Конечно, нас привлекают, потому что и задание на проектирование, и сам проект – это Стратегия развития муниципия Кишинев – утверждается муниципальным советом. Ну и естественно, до муниципального совета он проходит через нашу комиссию, как профильную. Нас привлекали, мы принимали активное участие и дали свои замечания. Мне было очень приятно посмотреть это задание, которое составили наши российские коллеги, потому что оно было на том языке, который я хорошо знал в свое время – он было отработан годами огромным количеством специалистов, большие НИИ работали над ним в СССР. Кстати, зря мы отказались от советских стандартов в строительстве, потому что они были хорошо продуманы, были отработаны годами, хорошо себя проявили и показывали.
Е.Л-П. И эти дома до сих пор стоят гораздо лучше новых.
В.К. Они стоят, с большим запасом прочности, они рассчитаны на сейсмичность 7-8 баллов, есть места в Кишиневе, где и 9 баллов.
Так что нас привлекают, безусловно, потому что есть закон, который регулирует деятельность местных органов власти, и в котором все вопросы, связанные со строительством и развитием, обязательно утверждаются муниципальным советом.
Но вот какая проблема. Во времена вот этого альянса Гимпу-Филат-Плахотнюк у них постоянно были компромиссы, шла торговля – «ты мне дай это, а я тебе дам то». К сожалению, одной из жертв этих компромиссов был Закон о муниципии Кишинев. В соответствии с которым у муниципия отобрали право утверждать генеральные планы пригородов. Это совершенно неправильно, потому что как результат этого у нас пригороды развиваются хаотично. Где-то есть архитектор, где-то – нет. И, периодически выезжая за пределы Кишинева в пригороды, я вижу, насколько неграмотно застраиваются магистрали, — и внутримуниципальные, и общереспубликанские. Просто вырастают уродцы. И когда будет разработана эта схема, я думаю, после ее утверждения нужно обязательно изменить Закон о муниципии, чтобы она была обязательной для исполнения руководством примэрии.
Я вообще считаю, что нужно пересмотреть административно-территориальное устройство муниципия Кишинев – с тем, чтобы прилегающие пригороды включить в состав города Кишинева. Вы заметили, кстати, что практически никто не говорит «город Кишинев»?
Как район устроен? Есть районный центр. В районном центре есть примар, есть совет. Есть населенные пункты, входящие в район. Там тоже есть примар и есть совет. Но у районного совета есть председатель района, у которого есть аппарат. И есть вещи, которые решает район, аппарат: главный архитектор района, архитектурное управление района. Здесь же, в результате всех этих политических компромиссов получилось весьма неудачное образование, в котором исчезло наименование «город Кишинев». Получается, что городской совет, он вроде бы как-бы и муниципальный совет, но при этом никаких прав по отношению к этим пригородам, кроме как дай им денег, — нет.
Поэтому, с моей точки зрения, назрела очередная реформа, в соответствии с которой надо будет провести, конечно, референдумы. Я бы включил в состав Кишинева Ставчены, Бачой, Дурлешты, Трушены, Гратиешты. Это надо сделать просто обязательно, потому что вы видите – только выехал из Кишинева, табличка: «Кишинев», а если вы выезжаете в сторону Леушен, то слева «Кишинев», а справа – «Дурлешты». Они взяли и эту землю просто поделили между собой. Там уже комплекса не построишь, что-то планировать там невозможно. То есть это серьезная проблема, которая, я надеюсь, у нас следующая власть будет консолидированная, сможет решить в отношении нашей столицы.
Е.Л-П. По поводу расширения города. Ведь это действительно очень большая пробелма. У нас появились эти «дворянские гнезда» там, где не разрешалось строить, что-то было приватизировано и в бывших парках появились частные дома. Но проблема ведь в том, что эти коттеджные поселки построили на местах, где проходят трассы, где проходят все коммуникации. Город не может развиваться. Как вы видите выход? Он у нас один – города-сателлиты в рамках Кишинева или с отдельными какими-то системами? Что делать городу, как развиваться? Ну невозможно же! Эти точечные застройки на месте бывших наших заводов.
В.К. Первое, что нужно сделать, с моей точки зрения, это действительно завершить работу по Стратегии развития муниципия. Мы, разумеется, все рассмотрим, утвердим. На этой основе обязательно нужно будет выступить с законодательными инициативами, принять новый Закон о муниципии, расширить границы города Кишинева. С моей точки зрения это очень важно, это нужно сделать, и планировать по крайней мере развитие Кишинева и пяти-шести населенных пунктов, которые прилагают к Кишиневу, на основе Единого генерального плана. Это нужно обязательно сделать.
Уже в составе этой работы, конечно, надо решать и все вопросы социальной инфраструктуры, транспортной инфраструктуры, инженерной инфраструктуры, о которой вы говорите. Вы знаете такие случаи, когда на мощных коммуникациях построены какие-то здания?
Е.Л-П. Мне кажется, что-то такое было…
В.К. Если кто-то такое позволил, будем разбираться.
Е.Л-П. Вопрос о том, имеет ли закон обратную силу. Я понимаю так, что москвичи настоятельно советуют, чтобы новые комплексы, которые строятся, а мы все равно приходим к тому, что на местах бывших заводов рано или поздно что-то да появится, тоже невозможно эту территорию так долго держать, как бы нам ни хотелось, чтобы все-таки были заводы, мы понимаем, что все-таки иначе будет использоваться территория… С чем мы столкнулись? Мы столкнулись с тем, что когда у нас появляются новые комплексы, никто не думает о том, что нужен детский сад, поликлинику как-то расширять либо делать филиал, что нужна школа… Жители Рышкановки называют несколько комплексов, один напротив Парка афганцев, второй – «Оазис», стоящими гробами. Это не я, это народное творчество. Мы, рышкановские, ждем коллапса – и транспортного, и поликлиники тоже просто рухнут, и детские сады, где уже нет мест. Как вы думаете, можно ли каким-то образом наделить город возможностью, чтобы те, кто уже застроил, могли задним числом вложиться в социальную инфраструктуру? Или это правило будет только для тех, кто только собирается?
В.К. Что касается того, имеет закон обратную силу или нет, я считаю, что он не должен иметь. Но мы постоянно сталкиваемся с тем, что какие-то акты, изданные раньше и имеющие законную силу, отменяются. Это связано с тем, что эти вещи были ранее сделаны либо вследствие непрофессионализма тех, кто принимал это решение, либо вследствие коррупционных схем. И когда новые избранники видят это, конечно, возмущены этим обстоятельством. Тогда такие вещи отменяются. Но моя позиция человека, по инициативе которого было прекращено несколько строительств, заключается в том, чтобы мы компенсировали добросовестным приобретателям стоимость их земельных участков, причем по рыночной цене. И по моей инициативе в бюджеты 2018 и 2019 года такие средства были заложены – для того, чтобы выплатить тем, кому мы не разрешили строить. А мы не разрешили строить, потому что там не надо строить. Вдоль Каля Ешилор, например, люди хотели в зеленой зоне построить коммерческий центр. Он не нужен, там должны расти сосны, березы…
Е.Л-П. А за счет кого компенсируется?
В.К. В том-то и дело, что в бюджете средства как бы предусмотрены, но компенсации не делаются. А другого выхода нет! Что делать? Люди в свое время каким-то образом приватизировали кусок земли в парке. Потом перепродали, и еще раз перепродали. И последний покупатель – это добросовестный приобретатель, который вложил деньги. И он хочет там что-то построить. При этом это место не считается парком. У этих ребят, которые были в мунсовете до нас, не было написано в этом месте «парк». Мы уже сколько лет пишем, что там – парк, здесь – зеленая зона… В 2018 году мы, независимые советники, вместе с фракцией социалистов 18 июля выпустили решение, в котором придали статус зеленых зон очень многим реально зеленым зонам. Кстати, сейчас на комиссии мы выпустили решение о придании статуса зеленой зоны нескольким скверам. Очень важно, чтобы зеленые насаждения имели статус зеленой зоны, потому что в этом случае она охраняется Законом о зеленых насаждениях в Республике Молдова, который еще в 1999 году был принят.
Е.Л-П. Я живу напротив бывшего Дворца профсоюзов, там появился сквер «Гугуцэ». И я видела, как на площадке, где люди просто отдыхают, выросло здание. У меня ощущение, что этот сквер появился именно для того, чтобы там ничего больше не построили, чтобы никто не пришел, не начал пилить деревья и там не появилось что-то новое. Это действительно какой-то ход мэрии и претуры, для того, чтобы обезопасить жителей и обезопасить город?
В.К. Это ход не только мэрии и претуры, это инициатива людей. И такие инициативы мы поддерживаем и приветствуем. Вот, к примеру, недавно по моей инициативе и инициативе моего коллеги Александра Бондаренко было принято решение о не продлении договоров аренды, которые были в отношении части сквера по бульвару Дачия. Там зеленых насаждений несколько гектаров. Это просто сквер без статуса зеленой зоны. А мы придали ему этот статус, и застройщику, который планировал построить жилой комплекс…
Е.Л-П. Это тот спорный комплекс, о котором столько говорили?
В.К. Вместо завода «Авиатехнология», который весь забетонирован. Наши оппоненты пришли с транспарантом «Nu betonati Chisinau». А там ничего не бетонируется, наоборот, извлекается бетон и строится много хорошего для Кишинева, в том числе зеленая зона.
Мы это делаем специально, мы выводим зеленые насаждения из-под обязательств по договорам аренды – когда-то, естественно, на коррупционных схемах это делалось – и потом придаем статус зеленой зоны. Это все – окончательно. Никто туда больше влезть не может со своими стройками. И вот эту работу мы ведем и будем продолжать, и я обращаюсь к жителям Кишинева: если мы что-то не заметили – пишите, обращайте наше внимание, мы будем все эти зеленые насаждения относить к зеленым зонам и благоустраивать. Это не только моя позиция, но в первую очередь примара города.
Е.Л-П. Вы, как бизнесмен, участвовали ли в каких-то строительных проектах?
В.К. Я не то что участвовал – я постоянно что-то строю! Мы городе построили сеть автоцентров. В жилом строительстве мы не участвуем, но может быть, когда-нибудь поучаствуем.
Е.Л-П. Сейчас очень много обсуждают комплекс, и вы эту тему затронули, который на пересечении улиц Буребисты, Сармиджезетуза и Грэдина Ботаника. Это соответствует тем нормам, которые закладываются в новые документы?
В.К. Я думаю – да. Что еще разработают москвичи, я не знаю. Они разрабатывают Стратегию развития муниципия. То есть в детали не вдаются. А Генеральный план будет разрабатываться уже другой компанией. Генеральный план, безусловно, будет все предусматривать, но мы уже на этой стадии потребовали все документы, потому что в комиссии этот проект решения проходил несколько раз. Мы его год рассматривали.
Е.Л-П. Почему так долго?
В.К. Мы возвращали его, потому что не были до конца решены вопросы социальной инфраструктуры. Нас интересовали вопросы транспортной инфраструктуры. Хотя у меня изначально вопросов не было к транспортной инфраструктуре, но оппоненты говорили, что там по улице Грэдина Ботаника не ходят троллейбусы и автобусы. Когда, лет через семь, все будет построено, мы пустим там троллейбусы, это не проблема. Важно, чтобы вследствие разговоров о чьих-то интересах, вследствие разговоров и использования таких вещей в политических целях, мы не выплеснули ребенка. Это хороший проект на самом деле. Вместо забетонированного завода на окраине города мы получаем жилой комплекс. Мы получаем 2 млрд. леев инвестиций. Мы получаем на этой территории два крытых спортивных комплекса, один из которых с бассейном. Это тоже вследствие работы с застройщиком. Мы получаем надземный переход – первый в городе. С лифтами, в том числе и для инвалидов. Мы получаем достаточно стоянок, в том числе многоуровневых, для того, чтобы те, кто приезжает в Ботанический сад, могли оставить там свои авто. Мы получаем детский садик, который дополнительно строится на территории. Что касается школ и детских садов, то были представлены документы Министерства образования, из которых следует, что под то количество детей, которые там появятся, есть достаточно мест в школах. А два огромных детских садика там были построены еще в советские времена – в 50-ти метрах от этого комплекса.
Знаете, какое у меня есть преимущество, с моей точки зрения? Я имею полную возможность защищать те проекты, которые нужны городу. Я не боюсь, что скажут: «У Киртоки интересы». У Киртоки везде интересы. Я даже мешаю, может быть, людям, потому что я, например, пытаюсь отстоять проект мусороперерабатывающего предприятия, но поскольку все говорят, что у меня там интересы (хотя я с этим парнем познакомился пять лет назад), то это мешает двигаться городу к этому прекрасному проекту.
В декабре мы приняли решение муниципального совета, в соответствии с которым мы предлагаем руководству города в институте Кишиневгорпроект создать специальное подразделение, которое будет заниматься городской наукой и вопросами учета и развития социальной, инженерной и транспортной инфраструктуры.
В заключение я обращаюсь к телезрителям, к жителям города Кишинева с просьбой, Вы должны хорош понимать, что и генеральный примар, и муниципальные советники – в первую очередь те, которые поддерживают генерального примара, потому что без этого невозможно было бы что-либо осуществлять – ждем от вас отклика. Обращайтесь к нам, не стесняйтесь! Мы хотим что-то сделать, хотя, конечно, инерция бюрократической машины остается, но мы будем вместе ее преодолевать.
Оставить отзыв