Василий Киртока: «Мы должны думать о молдавском интересе и уметь его отстаивать»
Президент DAAC Hermes S.A. и председатель Совета DAAC Hermes Grup S.A., меценат Василий Киртока стал гостем ток-шоу «По фактам» с Юлией Федоровой, в котором рассказал о многих интересных вещах, касающихся жизни, бизнеса, интересов Молдовы, её привлекательности, будущего развития, уникальных проектах, потенциале экологического сельского хозяйства, о перспективах консолидации молдавского общества и идеях, которые должны этому способствовать, о патриотизме, о том, как быть здоровым и счастливым, и о том, что нового и интересного наша страна может предложить миру. Предлагаем вашему вниманию текстовую версию этого интервью.
— Начнем разговор, пожалуй, с вашего видения состояния, в котором на текущий момент находится Республика Молдова.
— Я уже как-то говорил, что мы, молдавские бизнесмены, конченые оптимисты. В противном случае мы бы здесь ничего не делали, всё свернули бы и куда-то уехали, подобно некоторым другим. Но, так получается, что, кроме того, что мы бизнесмены, мы обладаем ещё определенным опытом, хорошим советским образованием, достаточно широким кругозором. И мы или не понимаем, почему мы находимся на этой стадии развития, или понимаем, что впереди у нас большая перспектива, потому что, по большому счету, хуже быть не может.
— Как показывает практика, может. Мы вот думали дно, а ещё совсем не оно.
— С другой стороны, может быть, всё не так безнадежно, как мы думаем. Почему? Потому что существуют идеи, которые не до конца ещё восприняты властью, в том числе, потому что, видимо, власть не всю прессу читает, а подобные идеи публикуются в патриотической прессе. Наши власть предержащие, к сожалению, все, которые были у нас в течение 30 лет, больше надеялись на то, что нам подскажут из-за рубежа. Нам подсказали из-за рубежа, как ввести лей. В результате через два года обрушилась вся промышленность, потому что нахлынул импорт. Внешне красивый, но по качеству не очень, как показало время.
Нас учили, как приватизировать землю, вместо того, чтобы сделать колхозы и совхозы акционерными обществами, сохранив крупные хозяйства. Мы просто всё поделили. Сегодня очень сложно консолидировать землю, очень сложно её обрабатывать. Мы видим везде в полях островки с невыкорчеванными деревьями, которые там выросли. Мы видим бывшие тракторные бригады, коровники без окон и без дверей и так далее. Вы думаете, они в таком состоянии, потому что нет хозяина? Да. Нет хозяина. А почему нет хозяина? Потому что его там быть не может. Взяли коровник и разделили на тысячу человек, сейчас им принадлежит коровник. Но эту тысячу человек невозможно организовать в какой-нибудь кооператив или акционерное общество. Поэтому коровник просто прозябает.
Мы в одной коммуне пытаемся оживить тракторную бригаду. Для того чтобы её оживить, надо понять, кому она принадлежит, кому принадлежит земля. Купить, арендовать и так далее невозможно. Людей найти невозможно. Собрать больше 50% этих пайщиков невозможно.
Нам подсказали иностранцы, как выстроить инвестиционное, налоговое законодательство. Нам подсказали, как осуществить приватизацию.
— И всё исключительно с благими намерениями?
— Всё с благими намерениями, как нам казалось. На самом деле за западных политиков голосуют их западные граждане. Вряд ли есть государство, которое заинтересовано, чтобы процветало другое государство. Потому что хочешь – не хочешь, мы можем вырасти в каких-то конкурентов. Зачем их выращивать? С нашей точки зрения, по этой причине был выбран путь финансирования, ограниченного четкими рамками «не развития». Путь, при котором мы получаем кредиты, мы становимся их должниками. Но при этом для них очень важно, чтобы эти кредиты с помощью их консультантов не использовались на развитие. Нас не учат, как развиваться. Нас учат, как экономить деньги и сокращать все, что создано до нас. Нас учат, как не развиваться.
Итог: численность населения сократилась в два раза. Населенные пункты, которые основывались нашими предками, и Стефаном Великим, и его отцом, его дедом, его прадедом, закрываются. Там закрываются школы, а закрывается школа – населенный пункт умирает. Нет по-настоящему хороших программ развития провинции, потому что процесс урбанизации поощряется внешними консультантами. Ты урбанизировал крестьянина, «выгладил» ему мозги, оторвал от народной культуры, оторвал от земли. Теперь с этим крестьянином можно делать всё что угодно. Его можно убедить голосовать за одних, за других, за третьих, и так далее.
Поэтому, с моей точки зрения, всё происходит не просто так. И задача нашей элиты – понимать, что происходит в мире, и находить свой интерес. Это важнейший вопрос. Я не думаю, что мы хорошо понимаем, что происходит в мире. С моей точки зрения, пришло время перестать одним смотреть на Восток, другим смотреть на Запад. Следует больше думать именно о своем молдавском интересе. С учетом того, что рядом с нами крупные государства, мы имеем дело с глобальными державами. Но при всем при этом надо уметь соблюдать во всём этом наш молдавский интерес.
И, с моей точки зрения, ситуация, в которой мы оказались, связана в том числе с тем, что наши политики попадают в зависимость то от одних внешних игроков, то от других, чьи интересы, мягко говоря, не всегда совпадают с нашими. Об этом нужно говорить, это нужно понимать. Но это не значит, что нельзя иметь дело с ними. Можно и нужно иметь дело, но нужно разговаривать квалифицированно и профессионально. Убеждать людей. В конце концов у нас есть Криковские подвалы, куда можно этих эмиссаров повезти и там уговорить на какие-то более выгодные условия для взаимодействия.
— Почему вы думаете, что они поддадутся уговорам, если у них задача совершенно иная?
— Знаете, международные связи, как и в бизнесе, в любом случае строятся на личных отношениях. Конечно, есть какие-то глобальные интересы. Но если они не совпадают с нашими, им надо сопротивляться. И игроки, когда они видят это сопротивление, когда они видят убедительные доводы, отступают. Они понимают, что здесь мы не проходим, пойдем куда-то в другое место. А с этими можно иметь дело.
— А когда геополитика решает? Возьмем вопрос газа в Европейском союзе. Все всё прекрасно понимают, однако идут по другому пути…
— В любом случае, наш случай немножко другой. У нас есть неразрешенный территориальный конфликт. У нас есть будущее, которое, с моей точки зрения, связано с реинтеграцией. Мы говорим о том, что это государство должно быть, оно должно иметь перспективу. Очень важно понимать и доказывать нашим партнерам, что будущего у этого государства без реинтеграции Приднестровья, с моей точки зрения, нет.
А поскольку эта проблема существует, то нам надо решать различные вопросы не только с дружественными соседями, но и с другими государствами, которые нашими соседями зачислены в недружественные. А что делать нам? Для них это недружественное государства, а для нас это партнер, с которым надо иметь дело. Куда мы денемся?
— Мы в ходе нашего с вами прошлого эфира обсуждали тему реинтеграции. Вы сказали, что в каком бы направлении Молдова ни развивалась, нам надо объединить страну. Сегодня затронем тему раскола внутри нашего молдавского общества. Речь идет не только о геополитике. Какие у вас идеи? Что может и должно служить фундаментом для объединения общества?
— Это хороший вопрос. Действительно, наша политическая система построена таким образом, что обязательно, если есть власть, то должна быть непримиримая оппозиция. То есть не конструктивная, а непримиримая. И любую оппозицию власть воспринимает именно таким образом. И любая оппозиция готовится к работе с властью именно с этой точки зрения. То есть идет нещадная критика, власть ловят на каких-то ошибках, оппозиция привлекает внимание общественности на эти ошибки. Но нет конструктивного сотрудничества, нет тех идей, которые должны быть обязательными для всех политических сил. Если мы говорим о существовании этого государства, а оно однозначно имеет все права на существование, которые исторически, этнически и даже лингвистически обоснованы, если исходить из того, что государство должно иметь наименование, идентичное наименованию основного этноса и языка, то очевидно, что пришло время политическим силам согласовать какие-то вещи, незыблемые для всех.
К примеру, я не понимаю, как в независимом государстве могут действовать политические силы, целью которых является уничтожение этого государства. Это просто недопустимо! Но в нашей стране есть унионистские партии. Это не те партии, которые говорят: «Давайте мы проработаем вопросы с румынской элитой, как нам объединиться, может быть, столицу в Кишиневе сделаем, чтобы сюда из Бухареста деньги текли, может быть, еще как-то». Нет! Они чётко говорят, что мы должны ликвидировать Республику Молдова и присоединить ее к Румынии. Но в этом случае мы не можем решить вопрос реинтеграции нашего государства, и одна из двухсот среди пяти тысяч наций, которые имеют государственность, должна исчезнуть. Это неправильно. Есть вещи, по которым всем политическим силам путем конструктивного диалога надо обязательно достичь согласия и закрепить это законодательно. Это – реинтеграция, это – обязательно независимость, суверенитет государства, это – нейтралитет. Это – вещи, связанные с ключевыми направлениями развития экономики.
С моей точки зрения, ключевой вопрос, который мы должны решать, развивая экономику, – это развитие провинции и развитие импортозамещения. Одновременно нужно заниматься восстановлением среды обитания. Речь идет не только о природе, а о широком аспекте нашей среды обитания: что мы едим, какими игрушками играют наши дети, какими стройматериалами мы пользуемся, какая мебель у нас дома, где мы гуляем, чем дышим. Это комплексный вопрос.
— Вы часто говорите, что очень важно воспитывать патриотов этой страны. Я вас процитирую: «Важнейшая национальная задача страны, которая после возрождения своей государственности ещё не имеет большого опыта и большого срока существования, сформировать собственную культуру, собственную историю. Вернее, даже не формировать, а просто собрать». При этом вы уже многие годы делаете значительные шаги в этом направлении. Причем вкладываете в это внушительные же суммы. Какова отдача?
— Да, действительно. Если вы говорите о нашей меценатской, благотворительной работе, мы действительно этим занимаемся. Мы стараемся помочь нашему народу узнать свою историю, понять свою историю, понять свои отличия от соседних народов, понять отличие нашей истории от истории соседних народов, чтобы мы не путали какие-то вещи. Понять сходство с соседями. Очень важно на этой базе сформировать фундамент, от которого слабое государство еще может отталкиваться для того, чтобы строить и настоящее, и будущее. Поэтому мы это делаем.
Есть большой, всем известный проект, мы не особо упоминаем, что мы к этому имеем отношение. Данный проект развивается и помогает людям это понять. Кроме этого, мы с Константином Московичем реализовали и другой проект, восстановив в современной обработке лучшие молдавские песни советских времен. С моей точки зрения, это было уникальное искусство. Молдавские песни в советские времена были на втором месте по популярности в СССР после русских. Не белорусские «Песняры», не украинские, а именно песни на молдавском языке. Все их знали. Группа «Норок» – это одна из первых рок-групп в Советском Союзе. Её песни были переведены на русский язык и прочее.
Далее я хочу сказать, что у нас есть экономика, у нас есть промышленность, у нас есть Политехнический институт, который пока что ещё готовит кадры. Правда, у меня есть вопросы к руководству этого университета, потому что я сам Политех заканчивал, правда, Одесский. С моей точки зрения, нужно перестать заниматься коммерцией на учебе. Надо решить с государством вопросы финансирования подготовки специалистов в важнейших отраслях: инженеров-механиков, инженеров-строителей, инженеров, работающих в области энергетики. Это самый широкий спектр инженеров. Не всё же на IT строится. По большому счету, IT – это управляющая система и оболванивающая система. Вот две функции. Мы говорим об искусственном интеллекте. Конечно, он тоже в состоянии помогать инженерам. Для этого надо обязательно его развивать.
— Я, собственно, зачем задала вопрос. Нет такой широкой поддержки. Вы не первый год, может, даже не первое десятилетия занимаетесь, продвигаете патриотизм в массы. И, тем не менее, ни одна из властей не поддержала вас широко в этом отношении. Как вы думаете, почему?
— Потому что так получается, что либо сама власть, либо те, кто подбирается к этой власти, убеждают власть, что не надо затрагивать какие-то щепетильные темы, которые не так будут поняты то ли соседями, то ли еще кем-то. Я так думаю. Не хочу говорить, что это наша заслуга. Но показателен тот факт, который мы недавно видели. Итоги переписи. Казалось бы, перепись провела партия власти «Действие и солидарность» (PAS). Среди ее членов, я думаю, есть достаточно много людей, молдаван, которые понимают, знают и считают, что язык должен так называться. Вот они провели перепись. 77% населения сказали, что они молдаване по национальности. 49% свой язык по-прежнему считают молдавским. Мы можем говорить, что молдавский и румынский идентичны. Наверное. Но вопрос в том, как его назвать. С моей точки зрения, слабое национальное государство должно его называть молдавским. Я думаю, то, что делаем мы в этом направлении как меценаты, то, что делают очень многие другие наши люди, то, что делали какие-то правительства, политические силы, это не пропадает просто так. Но самое главное, в каждом человеке живет этническая память. Люди помнят своих предков.
Я помню своих родителей, дедушек, бабушек. Они нам говорили, кто мы, откуда мы выросли. Я рос среди молдавских свадеб, среди молдавской культуры, одной из богатейших в Европе. В советские времена ученые Института этнографии Академии наук собрали больше 10 толстенных томов устного народного творчества молдаван. Это песни, сказки, былины, мифы, легенды и прочее. Это огромный пласт, который должен изучаться и, на базе которого должно строиться воспитание нашей молодежи.
— В одном из своих недавних интервью вы сказали: «У нас, к сожалению, 30 лет воспитывали патриотов любого другого государства, но только не Молдавии. У нас воспитывали людей, которые стремятся куда-то уехать, но мне почему-то кажется, что в последнее время ситуация меняется к лучшему». Давайте об этом оптимизме. В чем вам видятся эти изменения к лучшему?
— Мы ездим по миру, мы тоже смотрим, что происходит в мире. Телевизор смотрим, газеты читаем, развиваемся, всё нам доступно. Мы видим, что проблемы возникают везде. Человек, который куда-то уехал, какое-то время там пожил, столкнулся с местными реалиями, он начинает задумываться: а что дома? Человек приезжает, присматривается. Я думаю, что процентов 70 из уехавших все-таки думают о том, что, может быть, придётся вернуться, может быть, надо будет вернуться. Поэтому они готовят для себя пути отступления: покупают жилье, приводят в порядок дома своих родителей в селах. И из них, я думаю, большая часть хочет вернуться, потому что просто дома лучше.
Мне кажется, что построить счастье своих детей дома намного перспективнее, чем за рубежом. Потому что, во-первых, очень трудно достичь иностранцу того социального статуса, которого можно достичь на родине. От этого во многом зависит и ощущение счастья человека, отсутствие тоски по несбывшемуся.
Это первое. Второе. Там, где мы родились, где растет подходящая нам пища, проще быть здоровым, с моей точки зрения. Намного шире круг друзей, родственников. Потому что общение с себе подобными очень важно для того, чтобы мы ощущали себя хорошо и жили долго. И я наблюдаю, что к нам приходят на работу такие люди. К нам приходят на работу те, кто возвращается, и объясняют, почему они хотят вернуться. Уже не скрывают этого. Если раньше люди с тоской по Родине и с желанием вернуться приезжали и в этом не признавались, они показывали «вот какой я крутой, я уехал, я там устроился». На самом деле не получилось у них там, но все равно они дули щеки и не возвращались, чтобы не обесценивать то, что они уехали. А сейчас люди приезжают, не стесняются этого. Они говорят, что есть проблемы. Дома, слава Богу, можно воспитывать детей.
— Пока процесс не массовый, но я тоже знаю такие случаи.
— Получается так, что я в нашей компании визирую прием на работу всех, а увольнения никого. Люди увольняются сами, либо их увольняют. Я не контролирую этот процесс. Поэтому я смотрю, что за люди, откуда они взялись, почему они здесь. С некоторыми беседую. Процесс пошел, но что мешает этому процессу, с моей точки зрения, так это отсутствие достаточно четкого донесения до масс каких-то образов будущего. Для того чтобы создать образ будущего, подходящий для многих, надо решать все проблемы в комплексе. И мы тоже понимаем, как это делать.
— Тогда давайте про надежду поговорим, с учетом глобальных геополитических рисков, роста напряженности. Сложно делать определенные прогнозы, но у вас есть свое стратегическое видение. Если отталкиваться от оптимистической формулы, которая гласит, что любой кризис – это новые возможности, на что надеяться Республике Молдова?
— Если мы говорим, что мир входит в какой-то кризис, то я, наверное, с вами соглашусь.
— Я прогнозы МВФ даже зачитывать не буду. Там страшно.
— Происходят процессы, которые бывают один раз за многие десятилетия. Во-первых, рушится финансовая система, которая существовала с 1944 года. Мы говорим о Бреттон-Вудской системе. Я думаю, что уходит монополия американского доллара. В первую очередь, в этом заинтересованы сами Соединенные Штаты. Потому что, когда ты производишь мировую валюту, это большой риск для самого государства, поскольку когда-то она начинает возвращаться, и люди от неё отказываются. Безусловно, я с вами соглашусь, что кризис, который сегодня разворачивается, по своим масштабам, наверное, беспрецедентен. Но он такой перманентный. Я думаю, что в этой ситуации нам надо это осознать и предложить своим людям и миру что-то интересное. А что интересное, с моей точки зрения?
Появился Интернет. Появилось огромное количество разнообразной информации, которая раньше была недоступна. Или она была доступна только для элиты. Я рассказывал этот случай. Мы были в Экономическом совете при премьер-министре Василии Тарлеве, когда нам принесли проект закона об изменении технических условий на продукты питания. И мы там с удивлением обнаружили, что нам предлагают принять технические условия вместо советских ГОСТов, при которых у нас будет колбаса без мяса, мороженое и сыр без молока и так далее. Мы, естественно, воспротивились этому. Мы это «заворачивали». Министр приходил, его замы и так далее. Но через какое-то время правительство приняло это решение. Постепенно у нас вместо «Докторской» появилась «Докторская особая», «Докторская бельцкая», «Докторская» еще какая-то, «Любительская» разных видов. Кстати, кто покупает колбасу, хочу сказать, что только «Докторская», «Любительская» и «Московская» производятся по советским рецептам. Они не имеют право иначе это делать. А всё остальное – чего там только нет…
— Поэтому они все разного вкуса. По тем же ГОСТам, но разного вкуса. Любая «Докторская», даже самая дорогая, «Московская» – абсолютно разные вкусы. Совершенно не похожи на советскую колбасу.
— У них разные вкусы, но они делаются все равно по ГОСТу. Там мясо может быть хуже, лучше и так далее. Понимаете, что происходит в мире? Нам постепенно подсовывают то, что нас убивает и морально, и психически, и интеллектуально, и физически. Но это делается перманентно, постепенно. И мы к этому начинаем привыкать. Это для нас уже становится обыденностью, мы на это не обращаем внимания. Но на самом деле, если посмотреть со стороны на это всё, то это ужасно.
У нас ужасное сельское хозяйство. Оно напичкано химикатами, оно напичкано удобрениями. В итоге мы получаем высокие урожаи того, что в принципе в пищу непригодно человеку. Но мы это едим, наш организм привыкает. У нас возникает куча болезней. И нам сразу на службу приходит современная медицина. Со своими препаратами, которые тоже практически все синтетические. Но когда-то, 100-150 лет назад, наши болезни лечили препараты растительного происхождения.
— Когда-то и антибиотиков не было. Слушайте, без них мы бы не выжили.
— Антибиотик тоже растительного происхождения, по большому счету. Сегодня практически все препараты основаны на растительных рецептах. Но они синтезированы. Также берется структурная решетка, и по ней делается препарат. Далее. Мы все покупаем в полиэтилене. Все должны знать, что упакованный продукт в полиэтилене обязательно содержит разнообразные консерванты. В «стекле» консерванты тоже есть, но это соль, это может быть перец. Это все натуральное. Плюс продукт «в стекле» пастеризуется, или стерилизуется при температуре 90-100 градусов. Этого достаточно. Если вы покупаете в полиэтилене, вы обязательно там купите кучу всякой гадости: красители, улучшители, наполнители. Натурального продукта там только 20-30%, а всё остальное – химия.
— Мы плавно переходим к экологическому сельскому хозяйству.
— Нет, я просто хочу обратить внимание всех, что мы сегодня пребываем в среде обитания, которая в принципе непригодна для выживания человека. Для нормального физического и нормального психологического выживания. Поэтому я думаю, что если наша страна предложит своим гражданам, предложит миру программу восстановления естественной среды обитания человека во всех её проявлениях, в том, что касается природы, растительного и животного мира, продуктов питания, того, чем мы пользуемся, то это имеет колоссальный, с моей точки зрения, потенциал. Просто колоссальный. Например, мы делаем программу, что через 5 лет все продукты, которые у нас есть, должны быть упакованы либо в бумагу, либо в стекло. От полиэтилена отказываемся. Параллельно мы проектируем и строим еще 3-4 стекольных завода. Три у нас есть. Специалисты у нас есть. Сырье кое-какое тоже есть. Вокруг сырья полно. Мы создаем систему унификации тары и систему обмена тары. Та тара, которая к нам приезжает, она уходит на стеклобой.
— Что-то мне это напоминает.
— Да, советские времена. Я носил бутылки, сдавал раз в месяц.
— А кто не носил?
— Я думаю, что вы рядом бегали с кем-то.
— Ничего. Мы носили все. У нас были свои 15-20 копеек на обмен.
— Человек подъехал на машине, принес. Каждый супермаркет оборудован.
— Нашел бутылку, ты ребенком знал, что спокойно можешь ее сдать. У тебя 20 копеек есть.
— Конечно. Если раньше мы ехали по стране, видели везде траву «перекати поле». Ветер носил по полям. А сейчас ветер носит по полям пакеты. Сейчас в мозгу людей обнаруживается пластик. В крови людей обнаруживается пластик. Опять же, мы становимся пациентами и клиентами современной медицины, которую тоже надо менять. Нужна комплексная программа изменений среды обитания. Она у нас есть. Я думаю, что в ближайшее время опубликуем. Это должно быть очень привлекательно. Когда страна предложит людям абсолютно натуральные, полезные человеку продукты.
— Давайте на конкретном примере. Чтобы было понятно, что это не просто слова. Некогда славная отрасль Молдовы, сельское хозяйство, сегодня находится в упадке. А вы делаете на него ставки. Речь идет об экологическом сельском хозяйстве. В 2015 году вы совместно с австрийским фермером Зеппом Хольцером по его проекту создали уникальное экологическое хозяйство VioPark. Возможно, кто-то знает об этом. То самое детище, которым по праву можно гордиться. Мы поговорим почему. Но сначала об идее. Как она родилась? Из того, что вы говорили последние 5 минут, что у вас душа болит за то, что страна умирает на почве канцерогенов?
— Весь мир умирает.
— Вы можете сделать это для нашей страны.
— Я деревенский товарищ. Я родился и вырос в очень красивом населенном пункте. Недалеко были озера, лес. Мы там бегали босиком. У меня было плоскостопие. Сейчас у меня очень высокая стопа, потому что я бегал босиком. Всем детям надо бегать босиком. Родители, если у ваших детей плоскостопие, гоняйте их босиком хотя бы 2-3 раза в день, чтобы они бегали по кочкам.
Когда мы столкнулись уже с городской жизнью, мне чего-то постоянно не хватало. Когда стало больше информации, мы стали понимать, что мы едим, как мы едим. Мы вспоминали те помидоры с ароматом, огурцы, овощи, фрукты. Сравнивали с тем, что есть сегодня. Мы стали искать пути, а как же сделать так, чтобы всё-таки возвращаться к этому? Возникла идея строительства экологических поселений. У нас эта идея существует. Ей больше 20 лет. Её хорошо воспринимают мои партнеры, мои заместители. Мы готовим такие проекты. Просто очень трудно консолидировать достаточно земли. Чтобы построить такое поселение, нужно иметь минимум 150 гектаров. Постепенно мы к этому двигаемся. Но для того, чтобы это поселение существовало, для того чтобы его быстро можно было построить, нужны растения, для этого нужна экосистема. Для этого нужны ландшафтные дизайнеры и возможность быстро это организовать. Вот поместье. Гектар. На гектаре 40 соток леса, 15 соток сада.
— Вы взяли карьер. Там земля была непригодна для насаждения.
— А невозможно иначе. Поэтому мы нашли 130 гектар вместе. Это только плохая земля. Другую найти было сложно. И мы в этом месте построили VioPark. Одновременно он нам понадобился для того, чтобы выращивать сырье для одной из наших фабрик. Поэтому мы создали этот проект. Мы привлекли к этому Зеппа Хольцера. Это уникальный человек, который создал собственную систему земледелия. Ключевой вопрос экологической замкнутой системы – это должен быть определенный процент обводнения территории. Должны быть построены пруды, по его же технологии. Он исключает полиэтилен на дне, или резину какую-то. Есть специальная система уплотнения дна. И вот по проекту этого замечательного австрийца, его архитектора немецкого, мы построили VioPark.
В VioPark-е выращиваются саженцы для будущего экопоселения. Мы стараемся восстанавливать популяцию овощных культур, которые культивировали наши предки. Мы поставили себе задачу, чтобы они были вкусны, чтобы имели нормальную урожайность. Мы там же и готовим сырье для косметической промышленности. Но так получилось, что сам проект очень интересен. Мы подумали, что его надо будет через какое-то время показывать людям и популяризировать эти идеи. В высокой степени это социальный проект, потому что там у нас только минусы. Эти минусы будут всегда. Но как фактор того, что мы будем приобщать людей к этим идеям, это, я считаю, в нашей стране будет важно. Со следующего года мы уже планируем принимать экскурсии, показывать, рассказывать, приобщать детей к этому, внушать им понимание того, что это путь для нашей страны и для человечества в целом, для того, чтобы страна выжила.
— Слушайте, это пять озер по уникальной технологии. Для всех интересующихся — информация есть в интернете, на YouTube. Надо просто увидеть. Кстати говоря, еще туризм не развит в ту область. Вы ещё не открыли пока парк широкой публике. Но в планах есть. Уже имеется первородная двухметровая рожь и пшеница в 2,5 метра. Более 35 разновидностей трав, кустарники, фруктовые деревья. И это еще не все. Что ещё планируется? Создание на территории VioPark-а производственного участка, где будут производиться растительные масла и экстракты растений. Я просто понимаю, какие это вложения. Сегодня вы, кстати говоря, покупаете сырье для вашей косметической продукции? Где?
— Мы много сырья собираем в VioPark-е. Мы там собираем, мы там сушим. Все это мы делаем вручную. Там уже есть специальное оборудование, которое это сушит. Знаете, в чем отличие растения, которые обработаны химикатом, и растения, которые не обработано химикатом? Необработанные растения в десятки раз полезнее для человека, чем обработанные. Почему? Потому что, когда ты обработал химикатом, ты защитил от насекомых, но при этом ты убил важнейшие вещества, которые формируют иммунитет растения. А вот именно эти вещества и максимально полезны человеку. Поэтому система Хольцера предусматривает сохранение иммунитета растений, благодаря тому, что разные виды растений живут вместе и рядом. И это очень интересно. Это показывает, почему в лесу растения, и цветы цветут, и травка растет и никакая тварь их не повреждает. Потому что всё растет вместе.
— Выращивание экологически чистой продукции – для каких рынков? Или пока вы нацелены исключительно на внутренний рынок?
— Пока что да. Но мы ещё мало чего выращиваем. У нас только вырастают деревья. Пока формируется коллектив…
— Просто с учетом вашего стратегического видения, вы рассчитываете на несколько лет вперед…
— Мы думаем только о внутреннем рынке. Я считаю, что внутренний рынок поглотит всё, что мы произведем и через 10 лет тоже. Но это и экспорт будет, потому что к нам будут приезжать люди, которые захотят это попробовать, купить, увезти с собой и так далее.
— А туристический центр, он что собой будет представлять? Насколько я понимаю, планируется создать музей?
— Да. Там будет и отель. И плюс будет построено несколько одногектарных экологических поместий, где люди будут жить в замкнутой системе вместе с детьми какое-то время.
— Социальный проект. Я предчувствую, какие суммы будут там для туристов.
— Думаю, что нет. Это небольшие суммы. Проект, который существует уже больше 10 лет и который начнет давать деньги ещё через 10 лет, это социальный проект.
— С точки зрения бизнеса, это мегасоциальный проект.
— В бизнесе 5-7 лет окупаемости, иначе никто ни за что не берется.
— Вы планируете создать и научное подразделение парка. С кем планируете работать? На чем сконцентрируется это научное подразделение?
— Научное подразделение сконцентрируется на изучении свойств растений, на изучении воздействия различных натуральных растений на кожу, на кровь, на организм человека. Мы хотим это исследовать, и, может быть, со временем, когда к этому придет и наше руководство, передать государству результаты этих исследований. Знаете, в свое время руководство Медуниверситета создало нечто подобное недалеко от Кишинева, в Яловенском районе, в Бардаре, по-моему. Там есть подразделения нашего университета, где выращивают растения. Они привлекли туда ученого, ботаника, который выращивает десятки видов лекарственных растений, но, к сожалению, они не находят своего применения, потому что мы входим в ВОЗ. Это Всемирная организация здравоохранения. Политика в области фармацевтики формируется этой глобальной структурой, которая совершенно не поощряет лечение натуральными растениями.
Поэтому, я не знаю, в нашем Медуниверситете сохранился факультет фармацевтики, где изучают свойства растений для лечения человека? Боюсь, что постепенно это направление умирает, скорее всего, потому что это не соответствует мировым тенденциям. Мы же хотим это направление развивать.
— Но коль оно не соответствует, и вы не имеете, допустим, никакого отношения к власти, как вы собираетесь это развивать, когда в этом нет заинтересованности? Внутри, с учетом внешнего давления, как вы сами говорите.
— В этом есть колоссальная заинтересованность людей, матерей, отцов, которые уже разбираются в том, что они едят. Они ищут полезную пищу, они понимают, как важна пища для формирования человека. Есть поговорка «мы то, что мы едим», в ней содержится глубокий смысл. Чем дышат дети, в какой атмосфере живут, формируется колоссальный спрос на это. Поэтому наш социальный проект, конечно, постепенно перейдет в бизнес-проект с социальным уклоном, потому что мы будем через какое-то время, наверное, иметь какие-то доходы от бизнеса, которые будут полезнее человеку во всех аспектах. Поэтому, конечно, для того, чтобы человеку что-то предложить, надо объяснить ему, как это хорошо сказывается на его здоровье. Поэтому мы будем это изучать, и почему нет… Почему нет…
— Безусловно, внешнее влияние сказывается на происходящем в Республике Молдова, но есть и внутренние факторы. Хочется услышать ваше мнение. Какие из них тормозят развитие молдавской экономики?
— Смотрите, во-первых, должна быть стратегическая программа, которая нарисует не столько цифры, потому что есть программа развития до 30-ть какого-то года. Там много цифр… Что сейчас, что вчера, что завтра и так далее. Программа, которая нарисует образы будущего и ясные шаги, как этих образов достигать. Нужна именно такого рода программа, которая будет включать в себя комплекс мер для восстановления среды обитания, комплекс мер по развитию промышленности, потому что IT может обеспечить работой 50-100 тысяч человек. Нам же надо создать 700-800 тысяч рабочих мест, может быть, даже миллион. Для этого нам надо развивать промышленность. Другого варианта нет.
Какую промышленность развивать? Первое, она должна быть импортозамещаемой. Второе, она должна развивать провинцию, размещаться в провинции. Третье, эта промышленность не должна наносить вред окружающей среде. Мы заявляем это, определяем перечень продуктов, которые мы предлагаем здесь производить, а это примерно 50% товарной номенклатуры, которая утверждена правительством. И мы говорим, если вы инвестируете в какой-то районный центр, а у нас, я считаю, удачное административно-территориальное деление – районный центр, вокруг него 20-30 коммун, расположенных достаточно недалеко от районного центра, – если вы создаете не менее 100 рабочих мест, платите зарплату не менее 700-1000 евро в месяц в среднем. Вы при строительстве закупаете не меньше половины молдавских строительных материалов. И в этом случае вы на 7-10 лет освобождаетесь от налога на прибыль. А через 7-10 лет государство возвращает полностью ваши инвестиции. Форма возврата – это уже другой вопрос. Мне кажется, это очень интересно. А где государство возьмет деньги? Через 5-7 лет государство получит все эти деньги, которые надо будет возвращать в форме налога на зарплату, в форме социальных платежей, пенсионных и прочих. Но зато мы будем иметь в провинции промышленность, мы будем иметь производство, будем иметь занятых людей. Очень важно создать программу благоустройства сельских населенных пунктов. Это реально, потому что для того, чтобы построить дороги, тротуары, для того, чтобы провести воду и канализацию, достаточно местных материалов.
— Как вы считаете, почему тормозится развитие? 21-й век, 25-й год, четверть века прошло, канализация не во всех пунктах. Вот в такой маленькой Молдове с водой беда.
— Потому что практически все правительства, которые у нас были, не имели людей, которые обладают достаточными знаниями для того, чтобы такие программы разрабатывать и реализовать. Но зато у нас всегда были рядом советчики, или слева, или справа, или с Запада, или с Востока, которые инструктировали нас, что надо делать, но при этом уровень этих советников был еще пониже тех, кого они консультировали. Я считаю, что дело в этом.
Есть еще такой интересный момент. Все власть предержащие у нас считают, что они всё знают. Вот когда человек пришёл к власти, сел за стол, к нему кто-то приходит, что-то пытается предложить, он априори уже говорит: «Ну что ты мне можешь предложить? Я всё знаю». Поэтому я уже много лет не участвую во всяких встречах бизнеса, с руководством, это бесполезно. Бесполезно! Существует только один правильный формат, который был использован на определенном этапе коммунистами. Это Экономический совет, без заключения которого не принимались решения. Но я на том примере вам показал, что этот принцип был утрачен. Поэтому вопрос диалога бизнеса и власти очень важен. Очень важно понимать, что лучше нас никто не знает, что надо делать. А если вернуться к вашему вопросу, очень важна система финансирования бизнеса. У нас она не сформирована. Как можно говорить о развитии бизнеса?
— Она у нас не сформирована за 30 лет?
— Абсолютно, у нас нет системы финансирования развития бизнеса и семей. У нас есть несколько банков. Теперь остался только один с молдавскими акционерами. Это FinComBank. Все остальные куплены за бесценок иностранцами.
— Чем это нам грозит? Расскажите, пожалуйста.
— Я сейчас чуть-чуть продолжу, потом мы к этому вернемся. У нас нет рынка ценных бумаг. Средства для развития в мире в основном получаются с рынка ценных бумаг. У нас есть только банки. Эти банки достаточно дорогие. И финансовая система у нас не позволяет получить леи для развития. Потому что леи существенно дороже иностранной валюты. Но на иностранную валюту невозможно купить ничего внутри. Система создана так, что ты поощряешь импорт. Если ты хочешь купить оборудование, стройматериалы и прочее, ты берешь кредит в стабильной иностранной валюте, покупаешь оттуда и привозишь. А если здесь на внутреннем рынке есть, то тебе надо брать леевый кредит. Он в два раза дороже. Это не очень интересно, когда лей стабилен. У нас отсутствует система венчурного финансирования. У нас нет исторических капиталов. Поэтому, когда говорят, что у нас есть наша финансовая система, у нас банки и прочее, это вызывает у меня просто легкую ухмылку…
— Если химерой является банковская финансовая система, то уж не знаю, на что уповать.
— Наша задача… Есть такой показатель – уровень монетизации экономики. Это количество леев, отношение количества эмитированной национальной валюты к ВВП. У нас он один из самых низких в мире. У нас нет денег в экономике. Как мы можем её развивать, если у нас нет денег в экономике для реализации крупных проектов? Но при этом нам все рассказывают, что надо развивать малый, средний и прочий бизнес.
— Когда я вас спрашивала о внутренних факторах, которые влияют на рост экономики, скромный рост, как говорят представители власти, в 0,1%. Внутренние факторы, самые ключевые, какие повлияли на это и будут еще влиять?
— Ключевой фактор. У нас нет нормального доступа к финансированию для развития семей и бизнеса, поскольку у нас пока нет рынка ценных бумаг, нет достаточных исторических капиталов, вообще их нет фактически. Для этого надо совсем иначе развивать банковское финансирование. Обязательно надо эмитировать больше леев. Надо Национальный банк поставить на службу развития экономики, а его поставили на службу Бог знает чему. Он отвечает за цены. Он не может отвечать за цены. Как он может отвечать за цены? За счет чего он может отвечать за цены? За цены может отвечать только соотношение внутреннего спроса и предложения. А для этого надо развивать внутреннее производство. Для того чтобы развивать внутреннее производство, надо иметь местную валюту, которая будет стоить не дороже 4%, которую можно взять на 10 лет, 3 года «каникулы» по возврату кредита и так далее.
— Внутреннее производство. На чем может сконцентрироваться Молдова?
— На очень многом. На чем угодно. Вы создайте стимулы для привлечения инвесторов, и они сюда придут.
— Как они придут, как говорят представители власти? Война, никакой определенности….
— Если мы строим стратегию, то мы должны её строить на десятилетие вперед.
— Учитывая все риски.
— Если мы выстроим на десятилетие вперед, то годик-два мы будем эту стратегию выстраивать. За это время война и закончится. Мы должны, конечно, строить, исходя из того, что её не будет. Но я хочу сказать, что некоторые государства, как это не цинично звучит, воспользовались этой войной и очень развились. Еще несколько лет назад у нас темпы роста были выше, чем в Армении. Сегодня в Армении 7% рост. Грузия – то же самое. Страны Средней Азии… За счет чего? За счет того, что туда сбежали многие несогласные из России. В принципе, бывший Советский Союз. Менталитет похож, русский язык всё еще есть. За счет этого. Мы же только закрываемся. Мы только закрываемся. У нас нет авиасообщения с Россией. У нас очень осложнено автобусное сообщение. У нас там сотни тысяч соотечественников. Они с большим трудом добираются.
— Железную дорогу как можно возродить? Какой может быть почва для возрождения железной дороги? С учетом всех наших логистических центров.
— Сейчас наша задача, с моей точки зрения, эту железную дорогу просто сохранить. Было время, когда это государственное предприятие было высокоприбыльным. Сегодня ситуация такова, что сокращаются грузовые и пассажирские перевозки. Поэтому его надо признать планово-убыточным. Его надо дотировать. Потому что очень легко разрушить. Попробуйте восстановить.
— Плюс еще специалисты, не будем забывать. Это узкопрофильные специалисты.
— Это очень серьезные специалисты, которые всегда найдут себе работу где угодно. Железную дорогу надо признавать планово-убыточной. Ее надо дотировать. Я думаю, что в год понадобится 400-500 миллионов леев. При том бюджете, что есть. Если же говорить об экономике, нам надо максимально стремиться убрать политику из тех вопросов, которые касаются экономики. Смотрите, чтобы попробовать взять кредит на жилье, в лучшем случае вы получите под 10% годовых. Это же кабала на всю жизнь. В России 20%. Я вообще их не понимаю.
— А цены на недвижимость у нас сошли с ума. Как долго это будет продолжаться? До какого потолка мы дойдем? Что происходит? Как это соответствует уровню жизни в стране?
— В советские времена я был директором проектной организации. И я наблюдал тех писателей и поэтов, которые пришли тогда к власти. Где-то юристов, может быть. Они совершенно ничего не понимали в экономике. Они смотрели на проектный институт один, другой, третий. Какие здания большие, красивые они занимают. Зачем они нужны вообще? Они их уничтожили за 4-5 лет. Многие проектировщики не знали, чем заниматься. А человек, который проектирует строительство, это очень узкий специалист. Мало таких специалистов. Но при этом опыт является важнейшим фактором для того, чтобы качественно проектировать. Сегодня, практически некому проектировать серьезные объекты.
Что мы имеем? У нас тормозится строительство по нескольким причинам. Ведь спрос на жилье большой. А жилья строится недостаточно. Это одна из главных причин, почему такие высокие цены. Второе, повысилась везде в мире стоимость стройматериалов. Но это не главный фактор. Главный фактор, что много бюрократии в вопросах выделения земельных участков. Очень тяжело составлять всю необходимую проектную документацию, для того, чтобы начинать строить.
Я приведу пример. Мэрия города Кишинева пытается уже несколько лет разработать Зональный генеральный план 600-гектарного участка на Скулянке: ограниченного Балканским шоссе, улицами Петриканская, Михаил Витязул и Каля Ешилор. После утверждения этого зонального генерального плана, откроются возможности для строительства более 400,0 тысяч квадратным метров жилья. Когда они начали это проектирование, у нас остался один проектный институт, который это может делать – «Кишинев-проект». Который тоже пытались уничтожить. Слава Богу, примар это понял.
— С Генпланом подождем.
— И он его сохранил. Как только современное руководство страны узнало про этот проект, то сразу приняли закон, по которому все генеральные планы должны согласовываться с Министерством регионального развития. При этом оно не установило регламент этого согласования. Если вы установили новый порядок, то постановите, что с момента получения материала дается месяц на согласование. А у нас больше года это согласовывается. Но если проект будет согласован, то в соответствии с этим документом можно будет начинать строительство нескольких сотен тысяч квадратных метров жилья, что, как ожидается, расширит предложение жилых помещений и снизит цены, а также даст работу тысячам строителям.
— Вы представляете, какой это толчок для развития экономики на данном этапе? Когда мы не имеем пока что программы развития провинции. Пусть хотя бы так. Украинцы хотят покупать. У меня есть друзья, которые решили перебраться со своих дач. Продали дачу за хорошие деньги. Но они не смогли купить квартиру. Они хотели купить пентхаус площадью 120-150 метров. Они говорят, что невозможно купить. Все украинцы скупили. Спрос есть. И поэтому задача государства, местных органов власти создавать необходимые условия для того, чтобы этот спрос можно было удовлетворять. Это же тоже экономика. И строительство – это важная часть экономики.
— Одно из звеньев этой цепи вы только что назвали, Джурджулештский порт. Не могу не поговорить с вами об этом. Наш единственный выход к морю. Помните, с каким трудом он был построен. С 2005 по 2009. Сегодня он выставляется на аукцион. Европейский банк реконструкции и развития хочет его продать. Румынское правительство, вероятно, ждет возможности его купить.
— Я высказывался на эту тему уже в прессе. Я считаю, что ситуация с этим портом является одним из индикаторов того, на кого работает руководство страны (на Молдову или внешних игроков). Это один из важнейших индикаторов. Была большая ошибка отдать порт Европейскому банку реконструкции и развития в счет долгов. Имея в резервах 5,0 млрд. долларов…
— Изначально, да.
— Потому что там брался кредит инвестором под гарантии государства. Кредит брался в одном из швейцарских банков и, затем права на его требование, каким-то образом, были переданы ЕБРР, который, изначально, финансировал это проект и был его миноритарным акционером. Там были вещи, связанные с воровством активов со стороны голландского менеджера. Там уголовное дело возбуждено на эту тему. Но долг был гарантирован. И государству надо было отдать. Наше правительство просто отдало порт в счет этого долга. Но ведь у нас на тот момент было резервов в 5 миллиардов долларов, сейчас уже больше. Примите специальный закон, вытащите оттуда 30 миллионов евро и отдайте Европейскому банку реконструкции и развития. Это же единственный выход к морю. Нет, мы отдали. Теперь дальше. Мы наблюдаем, что будет делать с этим Европейский банк. Да вы отдали, поставьте условия, что должен формироваться какой-то молдавский конгломерат компаний. Что там сложного в управлении этим портом? Там уже есть наши люди, которые этим управляют. Они всё знают. Нужен какой-то инвестор, у которого есть опыт и прочее? Ребята, не слушайте всех этих людей.
— Стратегические предприятия. Порт, аэропорт, железная дорога. По-моему, вот такие лакмусовые бумажки.
— Я хочу сказать, что у меня есть много вопросов к тому, как управляется сегодня страна. Но то, что они вернули аэропорт, я снимаю шляпу. Молодцы! Аэропорт, молодцы, вернули. Это здорово! Я считаю, что это можно смело записать в актив PAS. Другое дело, что его не надо отдавать больше. Его надо развивать. Государственный аэропорт зарабатывает деньги. Да, может быть, что-то не так. Стулья в кафе поставили. Не такой чупа-чупс купили туда и так далее. Это все со временем утрясется.
— Дьюти-фри умер. Там цены какие.
— Умер дьюти-фри. Зато, извините, там появилось больше местной продукции. Извините, что я, может быть, какую-то рекламу делаю. Но «Виорика» не могла попасть в дьюти-фри. Когда сменилось руководство аэропорта, сейчас там есть наш продукт. Человек улетает, надо ему что-то купить. Почему бы не купить своего чего-то?
— Василий Афанасьевич умеет вести диалог. Вот и все.
— Нет, с дьюти-фри у нас не получалось. Поэтому, слава Богу, аэропорт забрали. Не отдавайте! Я обращаюсь к руководству PAS. Не отдавайте ни в коем случае! Верните обратно Джурджулештский порт. Сделайте его государственным предприятием. Для этого у вас есть все необходимые возможности. Объясните западным спонсорам, которые хотят, чтобы мы полностью сняли с себя последние штаны. И сохраните этот порт для страны.
— Много ли в Молдове предприятий с экспортным потенциалом? Какова их поддержка властью? Какой она должна быть?
— Почему мы выступаем за развитие импортозамещения? Потому что только на внутреннем рынке могут развиться предприятия с экспортным потенциалом. Если это не специальная инвестиция каких-то иностранных инвесторов. Мы говорим об этом 30 лет. Но их практически нет, таких инвесторов. Только в зонах их парочку есть. Почему? Потому что у нас маленький рынок. Он совершенно не гарантирован. Ни на Восток, ни на Запад. Мы пока что ещё не часть европейского сообщества. Мы активно уходим из СНГ. Мы эти связи разрываем. Поэтому однозначно, что к нам крупные иностранные инвесторы, которые построят здесь автозаводы и прочее, не придут в ближайшее время. Выход какой? Развивать свой собственный бизнес. Как? Стимулировать импортозамещение. Стимулировать привлечение средних иностранных предприятий, не глобальных, которые занимаются производством потребительских товаров. И предприятия на внутреннем рынке могут развиться в предприятия с экспортным потенциалом. Пример я приведу. Это наше молочное предприятие. Мой друг Володя Жардан. Мы говорили уже о нем. JLC – это уже транснациональная корпорация, которая имеет энное количество молокозаводов по всему миру.
— Да, дай Бог найти побольше натуральных продуктов.
— Он, кстати, в этом направлении работает. Уже несколько лет в Бельцах выпускается мороженое только на молоке. Я его ел. Оно вкусное.
— Я уже не помню, когда квас пила настоящий, мороженое настоящее ела. Колбасу, опять же, вы потом расскажете…
— Вчера мы купили комбучу. Там есть какое-то предприятие на Эминеску. Знаете, что такое комбучу? Это не квас, но это на грибке чайном выращивается.
— Опять вы возвращаетесь в советские времена. Это тогда выращивали в трехлитровых банках этот гриб. Пили и были здоровы.
— Сейчас есть компании, которые это производят.
— Представляете, бизнес делают на этом сейчас.
— У нас есть ковровая промышленность, которой надо помочь сейчас.
— Сейчас уже с ковровой промышленностью, по-моему, большие проблемы.
— С большим экспортным потенциалом. Но им надо помочь. Мы производим гидромоторы и виноградоуборочные комбайны. Нам бы помочь не мешало бы. У нас есть интересная косметическая промышленность. У нас есть стекольное производство. У нас много чего есть с экспортным потенциалом. Я уже не говорю про вино, коньяки и прочее. У нас есть экспортный потенциал, но его можно увеличивать за счет развития внутреннего рынка. Внутренний рынок еще нужно развивать, ограничивая жестко контрабанду, ограничивая легализацию контрабанды. Некоторые политики взвыли, когда запретили продажу по патенту упакованного товара. Да нигде в мире такого нет. Это запретить надо было давно вообще. Потому что ты продаешь по патенту, у тебя нет никаких документов. Что это? Это или контрабанда, или полуконтрабанда, или контрафакт. Это надо запретить однозначно. Вообще система должна обязательно работать так, чтобы исключить легализацию в торговле всего нелегального товара.
— Хотите побороться с теневым бизнесом и экономикой?
— Это легко. Главное иметь желание.
— Это легко?
— Если руководство не является его частью, то это легко.
— Это было прекрасное уточнение. Василий Афанасьевич, хочу задать вам такой вопрос. В прошлом эфире мы с вами говорили о том, что вы готовы прийти на помощь власти в диалоге с бизнесом. Вы призвали власть заняться экономикой, при этом подчеркивая, что бизнес готов помочь. Есть ли диалог сегодня?
— Полное отсутствие диалога. Но так было всегда. Неоригинальные наши власти. Даже в лучшие годы правления коммунистов, а они были лучшие…
— Я вас прерву. Если сегодняшнюю власть обвиняют в некомпетентности и непонимании каких-то элементарных вещей, то что было с коммунистами, когда отсутствовал диалог с властью? Что было с демократами?
— Там был лидер, который назывался коммунистом, но по сути своей он даже не был социалистом. Это скорее всего был правый консерватор. Я говорю о Владимире Воронине. Он есть, слава Богу. Долгих лет жизни ему желаю. Но он пришел со своей закалкой советской, партийной. Это развитие производства, это решение социальных задач, это пенсии, это школы.
— А какие либеральные реформы были в экономике? Вы забыли про «Гильотину»?
— Конечно, и «Гильотина» и нулевая ставка…
— «Гильотина 1», «Гильотина 2». Тогда их называли первыми либералами в коммунистической обертке.
— То есть лидер кое-что понимал в экономике. А после этого, к сожалению, понимания мало. Но зато есть какие-то полуграмотные западные консультанты, которые рассказывают, как нам жить, и их слушают.
— А почему вас не слушают? У вас больше 2000 сотрудников. Это то предприятие, которое, кстати говоря, живет при любой власти. Мало того, что живет, оно еще и развивается. Не могу не спросить, в чем секрет, Василий Афанасьевич?
— Я считаю, что мы делаем полезные вещи для всех властей. Мы крупнейшие налогоплательщики. Мы даем людям работу. Мы полезные для власти люди. Даже награды нам дают.
— Да, вы устраивали там приём.
— Майя Григорьевна нам тоже награду дала за то, что мы помогли саммит европейских лидеров организовать. Мы лояльны к любой власти. Мы критикуем, но при этом не в наших интересах, чтобы 4 года становилось все хуже и хуже. В наших объективных интересах, чтобы в стране становилось все лучше и лучше. Но есть вещи, которые нельзя прощать никакой власти. Это предательство.
Это предательство страны, предательство своего народа. Элементы этого в последние 15 лет можно было бы заметить у многих из них. Мне кажется, что люди не совсем понимают, что они делают. Ни в коем случае нельзя подрывать государственность. Ни в коем случае нельзя стремиться решать какие-то геополитические задачи, не решив вопрос реинтеграции. Мы говорили уже об этом. Страна, которая добровольно откажется от своей части, не имеет будущего. Страна, которая даже официально это не заявит, но при этом будет действовать в этом направлении, не имеет будущего. Поэтому если руководство не ставит перед собой этой задачи, оно предает страну, предает народ и так далее. Я считаю, что нынешнее руководство должно доказать, что оно не предает свою страну.
— Молдова и рынок Европейского союза. Молдова при этом кандидат в члены со всеми вытекающими возможностями и перспективами. Какую трансформацию показал ваш опыт? Вы, как бизнесмен, как оцениваете двусторонние торговые отношения? Баланс, доступность европейского рынка, открытость молдавского рынка и так далее?
— Конечно, доступность европейского рынка существует. Пожалуйста, иди, торгуй, делай что хочешь. Но мы в основном производим товары продовольственные или потребительские. Для того чтобы продавать их, нужны инвестиции в продажи, сопоставимые с инвестициями в производство. Первое, надо создать бренд. Это огромные деньги, вложения и прочее. Второе, надо создать базу в рынке. Это склады, это офис, это люди. Этих людей надо воспитать, они дорогие. Те люди, которые умеют продавать, это самые дорогие люди.
Дальше, специфика системы продаж, которая есть на Западе, она у нас повторена практически, это сети. Попробуйте туда попасть, в эти сети. Для этого нужно нанимать мерчандайзеров и кучу-кучу-кучу всякого народа. И тратить огромные деньги на поддержку своих продаж. Дальше – интернет-продажи. Надо вложить огромные деньги в интернет-продажи. Если мы говорим о формате фирменных магазинов, надо вложить огромные деньги в фирменные магазины. Это торговые центры, это «дикие» цены на аренду и так далее. Поэтому можно работать на европейском рынке, я считаю. И можно добиваться успеха на европейском рынке. Но мы должны понимать, что мы все идем в очень конкурентный бизнес, который там сложился уже. И без поддержки государства, с моей точки зрения, это делать эффективно практически невозможно.
Поймет это государство или не поймет, это большой вопрос, но надо об этом заявить. Надо экспортерам оплачивать участие в выставках, я считаю. Надо помочь экспортерам, которые имеют хорошие перспективные бренды, должна быть специальная комиссия, которая может принимать такие решения. Надо оплачивать несколько лет стоимость аренды в торговых центрах, если они создают свои фирменные сети. И оказывать всевозможную, может быть, даже какую-то консульскую, дипломатическую и прочую помощь, для того чтобы получать разрешение на работу для своих сотрудников и так далее. Потому что на ключевые посты надо ставить своих людей. Отсюда посылать, иначе просто без штанов останешься. Должна быть целая политика, которой нет.
— Да, в этом случае вопрос. Какие принципы, ценности лежат в основе вашего подхода к бизнесу?
— Главное, с моей точки зрения, производить то, что полезно людям. Не производить то, что вредно людям. Мы стараемся это не делать. Это очень важно. Если вы говорите о ценности, то это, конечно, главное. Далее, если говорить уже о подходе к тому, чтобы с этими ценностями оно развивалось, то очень важно уметь видеть, что будет дальше.
— Это называется стратегическим мышлением.
— Да, это очень важно. И очень важно обладать таким качеством, как способность оценивать последствия принимаемых решений. Кстати, этим качеством обладает очень мало политиков. Потому что они очень часто принимают решения, не понимая их последствий. Это признак не только непрофессионализма, но часто это даже признак отсутствия патриотизма. Может быть, они понимают, но делают не то.
— Как вы разделяете роли? У вас же супруга работает в холдинге, сын работает. Или оба даже. Как вы разделяете эту роль отца и руководителя?
— Это вторая ценность. Очень важно выстроить правильно внутри отношения со своими заместителями и своими партнерами. При этом, когда партнерами и заместителями оказываются твои сыновья или партнер супруга, возникает новый тип отношений. Одно дело отец-сын, другое дело люди, которые имеют взаимные финансовые обязательства. Плюс какой-то единый интерес, иногда с разным подходом к тому, что будет завтра. И в этой ситуации очень важно не иметь закрытых тем. Если что-то кому-то не нравится, я своих детей научил этому, надо это высказывать открыто. Мы собираемся, обсуждаем эти вопросы. Если есть какая-то обида, надо об этом говорить, потому что мы можем обидеть человека, но не заметить этого.
Опять же, одно дело, когда я его обидел как папа, если сказал ему, что я считаю, что здесь ты неправ. А другое дело, как руководитель и партнер. Когда как папа, он может промолчать, склонив голову, а когда руководитель и партнер, здесь он не должен молчать, он должен сказать, и мы должны разобрать ситуацию до полного разрешения.
— В общем, нелегко, легче было бы, наверное, со сторонним человеком.
— До полного разрешения. Но над этим всем довлеет еще папа и сын. С мамой у нас, видите, когда мы не были бизнесменами, то касса была у мамы. А постепенно, когда уже стали заниматься бизнесами, мама еще растила детей, она не сразу пришла, по-моему, в 98-м, то постепенно уже средствами распоряжаюсь я, потому что семейные деньги – это часть общего бизнеса. Нет смысла вытаскивать что-то, чтобы оно где-то лежало. Поэтому у меня в кармане всегда не так много денег.
— В общем, традиционный подход.
— Да, да. Нормально, мы ладим.
— Ну и прекрасно. Я вас благодарю за сегодняшнюю беседу. Программа подошла к концу. Желаю вам удачи и процветания.
— Спасибо, Юлия!
— Дамы и господа, до встречи!
Оставить отзыв